Неточные совпадения
Лошадь вязла по ступицу, и каждая нога ее чмокала,
вырываясь из полуоттаявшей
земли.
Иленька молчал и, стараясь
вырваться, кидал ногами в разные стороны. Одним
из таких отчаянных движений он ударил каблуком по глазу Сережу так больно, что Сережа тотчас же оставил его ноги, схватился за глаз,
из которого потекли невольные слезы, и
из всех сил толкнул Иленьку. Иленька, не будучи более поддерживаем нами, как что-то безжизненное, грохнулся на
землю и от слез мог только выговорить...
Ночами перед Самгиным развертывалась картина зимней, пуховой
земли, сплошь раскрашенной по белому огромными кострами пожаров; огненные вихри
вырывались точно
из глубины земной, и всюду, по ослепительно белым полям, от вулкана к вулкану двигались, яростно шумя, потоки черной лавы — толпы восставших крестьян.
Но вот на востоке стала разгораться заря, и комета пропала. Ночные тени в лесу исчезли; по всей
земле разлился серовато-синий свет утра. И вдруг яркие солнечные лучи
вырвались из-под горизонта и разом осветили все море.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С веселым шумом бежала вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она
вырвалась из-под
земли на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
Леший сзади обнимает Мизгиря; Снегурочка
вырывается и бежит по поляне. Леший оборачивается пнем. Мизгирь хочет бежать за Снегурочкой, между ним и ею встает
из земли лес. В стороне показывается призрак Снегурочки, Мизгирь бежит к нему, призрак исчезает, на месте его остается пень с двумя прилипшими, светящимися, как глаза, светляками.
Я не только любил смотреть, как резвый ястреб догоняет свою добычу, я любил все в охоте: как собака, почуяв след перепелки, начнет горячиться, мотать хвостом, фыркать, прижимая нос к самой
земле; как, по мере того как она подбирается к птице, горячность ее час от часу увеличивается; как охотник, высоко подняв на правой руке ястреба, а левою рукою удерживая на сворке горячую собаку, подсвистывая, горячась сам, почти бежит за ней; как вдруг собака, иногда искривясь набок, загнув нос в сторону, как будто окаменеет на месте; как охотник кричит запальчиво «пиль, пиль» и, наконец, толкает собаку ногой; как, бог знает откуда, из-под самого носа с шумом и чоканьем
вырывается перепелка — и уже догоняет ее с распущенными когтями жадный ястреб, и уже догнал, схватил, пронесся несколько сажен, и опускается с добычею в траву или жниву, — на это, пожалуй, всякий посмотрит с удовольствием.
— Пожалуй, поколотит его Николай! — с опасением продолжал хохол. — Вот видите, какие чувства воспитали господа командиры нашей жизни у нижних чинов? Когда такие люди, как Николай, почувствуют свою обиду и
вырвутся из терпенья — что это будет? Небо кровью забрызгают, и
земля в ней, как мыло, вспенится…
Капитан, вероятно, нескоро бы еще расстался с своей жертвой; но в эту минуту точно из-под
земли вырос Калинович. Появление его, в свою очередь, удивило Флегонта Михайлыча, так что он выпустил
из рук кисть и Медиокритского, который, воспользовавшись этим,
вырвался и пустился бежать. Калинович тоже был встревожен. Палагея Евграфовна, сама не зная для чего, стала раскрывать ставни.
Матвей снова размахнулся, но заступ увяз в чём-то,
вырвался из его рук, тяжёлый удар в живот сорвал юношу с
земли, он упал во тьму и очнулся от боли — что-то тяжёлое топтало пальцы его руки.
Набежало множество тёмных людей без лиц. «Пожар!» — кричали они в один голос, опрокинувшись на
землю, помяв все кусты, цепляясь друг за друга, хватая Кожемякина горячими руками за лицо, за грудь, и помчались куда-то тесной толпою, так быстро, что остановилось сердце. Кожемякин закричал,
вырываясь из крепких объятий горбатого Сени,
вырвался, упал, ударясь головой, и — очнулся сидя, опираясь о пол руками, весь облепленный мухами, мокрый и задыхающийся.
Его вынесли, хотели утешать: напрасно!.. Он твердил одно: «К милой!»,
вырвался наконец
из рук няни, прибежал, увидел мертвую на столе, схватил ее руку: она была как дерево, — прижался к ее лицу: оно было как лед… «Ах, маменька!» — закричал он и упал на
землю. Его опять вынесли, больного, в сильном жару.
— Бей его, бей, злодия!.. Что? Врешь, сук-кин сын! Цыпенюк, дай ему раза!.. На улицу его, хлопцы, волоките на улицу! Ты у нас давно, как чирей, сидишь. В
землю живого закопаем… Бей! —
вырывались из общего рева отдельные восклицания.
В огороде, около бани, под старой высокой сосной, на столе, врытом в
землю, буянил большой самовар, из-под крышки, свистя,
вырывались кудрявые струйки пара,
из трубы лениво поднимался зеленоватый едкий дым.
Языки пламени еще
вырывались из обугленной кучи бревен, и довольно резкий ночной ветер, дувший
из пади, тихо колебал стлавшийся по
земле беловатый дым.
Я подношу к бледному огню Шандора кредитные бумажки, зажигаю их и бросаю на
землю.
Из груди Каэтана вдруг
вырывается стон. Он делает большие глаза, бледнеет и падает своим тяжелым телом на
землю, стараясь затушить ладонями огонь на деньгах… Это ему удается.
Егор пошатнулся и, чтобы не рухнуться на
землю, скорее упал, чем сел, рядом со старухой на заваленку.
Из груди его
вырвался тяжелый стон...
Антон сыскал гвоздь и начертал на стене четыре слова: liebe Mutter, liebe A…, [Дорогая мать, дорогая А… (нем.)] прощальные с
землею слова или, что все равно, с теми, кого не было для него дороже на
земле. Писав их, он обливался слезами, как будто
вырывался из объятий милой матери, милой невесты, чтобы никогда их не увидеть.
Он хотел
вырваться из этих роковых объятий и бежать, но почувствовал, что ноги не повинуются ему — они точно приросли к
земле.
Из сотни грудей связанных жертв
вырвался тяжелый стонущий вздох, от которого не только дрогнули все присутствующие, но и сама
земля и камни, казалось, повторили этот вздох, поднявшийся высоко к небесам, так как кругом никого не было, кроме мучителей.